Форма мероприятия: литературная гостиная.

Аудитория: учащиеся 9-11 классов, любители поэзии.

Цель: приобщение учащихся к гениальной поэзии Павла Васильева, развитие артистических, художественных способностей учащихся, расширение кругозора.

Оформление: фотопортреты П. Васильева; художественная выставка «Иллюстрации к произведениям П. Васильева»; видеоролик «Павел Васильев», автор Юрий Терещенко.

Музыкальное оформление: В. Высоцкий «Прерванный полёт» в исполнении автора, романсы на стихи П. Васильева в исполнение Е. Камбуровой, кюй «Конил толкыны» в исп. Сакена Турысбекова

Свеча — символ литературной гостиной

Методы и формы работы:

• словесный (выразительное чтение произведений, выступления от имени современников П. Васильева, сообщения)
• наглядно-иллюстративный
• ТСО
• Лексическая работа: пермаментный-непрерывный, постоянный

Предварительная работа: за неделю до мероприятия учащимся были предложены для ознакомления:

1) текстовый материал о П. Васильеве — хронологический указатель;
2) рукописный альбом, изготовленный творческой группой — подборка стихов поэта, иллюстрации учеников к изучаемым произведениям П. Васильева: 5 класс, «Песня о Серке», «Всадники», 7 класс «Затерян след в степи солончаковой»;  «Верблюд», «Джут», «По Иртышу», «Павлодар», «Семипалатинск»;
3) высказывания современников поэта о нём и его творчестве.

Участники: творческая группа, учитель русского языка и литературы.

Ход мероприятия

Вступительное слово учителя.

Анна Ахматова писала:

Пусть когда-нибудь имя моё
Прочитают в учебнике дети...

Хотелось бы, чтобы были прочитаны и многие другие несправедливо «забытые» имена, среди которых обязательно должно быть имя: Павел Николаевич Васильев.

Послушайте, пожалуйста, песню В. В. Высоцкого «Прерванный полёт». Я предлагаю её вам в исполнении самого автора, хотя исполнителей этой песни немало, но лучше, чем автор своё произведение никто не исполнит. На первый взгляд может показаться, что песня о любви. Но эта не просто песня, а песня-посвящение, пусть не Васильеву, а другому поэту — И. Бродскому. О чём нам споёт Владимир Владимирович? О ценности человеческой жизни, о трагедии её внезапного финала и, самое главное, о нереализованности внутреннего человеческого потенциала.

Также вашему вниманию предоставляется видеоролик о трагической судьбе поэта, автором является обыкновенный пользователь, что ещё раз подтверждает повсеместно возрастающий интерес к творчеству П. Васильева.

Судьба, одарив Васильева огромным талантом, позволив ему взлететь на недосягаемую высоту поэтического мастерства, сбивала его на лету. Поэт, ломая крылья, вновь поднимался, но роковая судьба снова бросала его вниз, в бездну, готовя для него новые испытания. Один из литературных наставников Павла Николаевича Рюрик Ивнев посвятил ему акростих под названием «Павлу Васильеву», где словно предугадал судьбу поэта.

1-й чтец. Пустым похвалам ты не верь,
Ах, труден, труден путь поэта!
В окно открытое и дверь
Льёт воздух, лекарь всех потерь,
Ушаты солнечного света.
В глаза весёлые смотрю.
Ах! Всё течёт на этом свете.
С таким же чувством я зарю
И блеск Есенина отметил.
Льняную голову храни,
Её не отдавай ты даром,
Вот и тебя земные дни
Уже приветствуют пожаром.

1-й ведущий.

Трагедия жизни началась задолго до смерти. И, может, не случайно, а с некоторым пророческим предвидением Васильев в одном из ранних стихотворений написал:

Не знала мать,
Когда, качая в люльке, напевала,
Что скоро песню напевать
Нужда мне будет злая...

А значительно позже, уже в 1931 году в стихотворении «Семипалатинск» он говорит:

На счастье ль, все карты спутав, нарочно,
Судьба наугад козыряет мной?

Он был молод и красив. Его любили женщины, а он любил их. Он был задирист, самоуверен и зачастую несносен. Николай Асеев в 1956 году, в официальном документе для прокуратуры обрисовал его психологический портрет следующими словами:

«Характер неуравновешенный, быстро переходящий от спокойного состояния к сильному возбуждению. Впечатлительность повышенная, преувеличивающая всё до гигантских размеров. Это свойство поэтического восприятия мира нередко наблюдается у больших поэтов и писателей, как, например, Гоголь, Достоевский, Рабле. Но все эти качества ещё не были отгранены до полного блеска мятущейся и не нашедшей в жизни натуры, которую представлял из себя Павел Васильев. Отсюда его самолюбивые порывы, обидчивость на непризнание его полностью и даже некоторая, я бы сказал, озлобленность на быстрые и незаслуженные успехи других поэтов, менее даровитых, но более смышленых и приноравливающихся к обстоятельствам времени». (От имени Н. Асеева читает подготовленный ученик).

Он не умел и не хотел приноравливаться:

По указке петь не буду сроду, —
Лучше уж навеки замолчать,
Не хочу, чтобы какой-то Родов
Мне указывал про что писать.
Чудаки! Заставить ли поэта,
Если он — действительно поэт,
Петь по тезисам и по анкетам,
Петь от тезисов и до анкет...

2-й ведущий.

«Певец своей неповторимой песни», «Яроцвет длинной поэмы», «Ястребиное перо», «Немеркнущее имя», «Юноша с серебряной трубой», «Русский беркут», «Витязь русского стиха», «Перворазрядный поэт», «Самый даровитый поэт», «Самый законный и прямой наследник С. Есенина», «Степи казахской русский сокол», «Первый подлинный евразийский поэт», «Ярчайший поэт ХХ века»...

В мире мало кому посвящено столько сильных, даже восторженных слов. Некоторые определения, которые звучали из уст коллег-литераторов и почитателей, относятся только к нему. Послушайте Б. Пастернака, авторитет которого не оспаривается ни врагами, ни друзьями. «У него было то яркое, стремительное и счастливое воображение, без которого не бывает большой поэзии и примеров которого я уже больше не встречал ни у кого...»

Тот же Пастернак после реабилитации Васильева (1956год) и публикации его поэмы, признаётся его дочери Наталье: «Всю ночь читал „Христолюбовские ситцы“ и плакал». А было и такое и это о многом говорит: Пастернак на поэтическом вечере «...должен был выступать после Павла Васильева, прочитавшего известное стихотворение «К Наталье», но был им так пленён, что, выйдя на эстраду, заявил аудитории, что считает неуместным и бестактным что-либо читать после этих «блестящих стихов». (Эту историю описал Александр Гладков в книге «Встречи с Пастернаком», Париж, 1973 г.)

Ефим Пермитин свидетельствует о впечатлении, производимом поэтом Васильевым, читающим свои стихи: «Шолохов, Правдухин, Зазубрин сидели, глубоко задумавшись».

3-й ведущий.

Поэмы Васильева сравнивали с эпохальными романами Шолохова. Казалось бы, что сравнивали несравнимое, но ведь эпический талант поэта был размашист и объёмен.

Вячеслав Завалишин считал, что Васильев «никем не превзойдён в искусстве длинной поэмы у себя на родине». Такого же мнения придерживался и нобелевский лауреат, классик мировой литературы И. Бунин.

Талант Васильева признали даже те, кто имел отношение к его гибели.

Знал цену поэту и М. Горький. В Союз советских писателей Васильев был принят с его рекомендацией. Ему же принадлежит утверждение, что Васильев, наверное, войдёт «в советскую литературу как большой и своеобразный поэт».

И убийцы знали, кого убивают. В протоколе допроса Михаила Карпова 28 декабря 1936 года, когда фабриковалось обвинение в подготовке Павла Васильева к покушению на Сталина, читаем: «Все будут говорить, что диктатора убил талантливейший поэт эпохи». Вот так: «талантливейший поэт эпохи».

Слово учителя: В творчество Павла Власова органично вошли образы, мотивы, интонации казахского фольклора. Записанные им у казахов Павлодара, Кызылорды и других местностей образцы народного творчества, а также оригинальные произведения по мотивам казахских песен, легенд вошли в коллективный сборник переводов «Песни киргиз-казахов». Павел Васильев создал поэтический цикл, где попытался выразить особенности национального восприятия. Он, даже живя в Москве, ощущает себя азиатом, причастным к казахскому народу с тяжёлой долей, «трижды крытому ясаком», умирающему от голода на своей земле. Социалистическим преобразованиям в степном крае посвящены стихи «Товарищ Джурбай», «Турксиб», суровой и щедрой природе — стихи «По Иртышу», «Ярмарка в Куяндах» и мн. др. стихи.

Занимался поэт и переводами. На русский язык им было переведено «Посвящение» («Арнау») к поэме «Степь» И. Джансугурова, переводил с татарского, башкирского, чувашского, таджикского и др. языков.

Но за что убивают поэтов? На этот вопрос в настоящее время пытаются найти ответ исследователи творчества Павла Васильева. По мнению Александра Куриловича, «поэт Павел Васильев... пал жертвой именно гнусного заговора всех тех «поэтов», которые сами никак в «музыканты не годились», а раз не годились в музыканты, то наиболее пригодными оказались для разной клеветы и провокации, чтобы таким путём обезглавить одного из самых мощных «советских орлов», осмелившихся подняться выше обычной беспросветной советской обыденщины и парить в недосягаемых для них высотах своего поэтического мастерства«.(От имени А. Куриловича читает подготовленный ученик).

Михаил Голодный в «Стихах в честь Павла Васильева» прямо предупредил своего героя:

...Будешь лежать ты
Покрытый пылью,
Рукой прикрывая
Свой хитрый глаз.
Таков закон у нас,
Павел Васильев,
Кто не с нами,
Тот против нас!

(Читает подготовленный ученик).

«Самое поразительное, что П. Васильев жил в согласии с собой и у него не было конфликтов с эпохой...» — к такому выводу пришёл корректный исследователь П. Поминов вместе с коллегой Е. Адильгазиновым. Поэта поддерживает лично нарком просвещения Анатолий Луначарский: «...чем больше будет в нашем искусстве таких художников, как Васильев, певцов своей неповторимой песни, тем успешнее станет служить оно социалистическому обществу». Николай Бухарин с трибуны Первого съезда писателей оценил Васильева как человека «с исключительно большими поэтическими возможностями».

Кандидат филологических наук П. Поминов, размышляя о причинах гибели поэта, считает, что только завистью к Васильевскому, говоря словами Б. Пастернака, «безмерному дару» их не объяснить, хотя очевидно, что «детонатором» пермаментных вспышек ненависти к Васильеву, безусловно, является его удивительный талант. Помните, поэт однажды заявил, что «по указке петь не будет» и он до конца остался верен этому добровольному обязательству, обязательству небезопасному, даже смертельному. И его неоднократно пытались заставить изменить себе, остепениться и всё-таки «петь по указке», но он не прислушивался к «спасительным» советам. Протест принимал разные формы, в том числе были и «крамольные» произведения, в частности поэма «Песня о погибели казачьего войска».

Любить Россию и всё русское становится преступлением. Есенина и других поэтов обвиняли в великорусском шовинизме. Есенина уже нет, другие поэты- его друзья- ещё есть. Теперь они стали друзьями Васильева. Сергей Клычков, Николай Клюев, Пётр Орешин... Скоро всех их убьют. Но Павла Васильева убьют первым. «Антисемит» и «фашист» Павел Васильев к тому времени превратится в «террориста», который «готовился» к покушению аж на самого Сталина...

Спустя семь десятилетий Эльвира Кочеткова напишет:"Страна, устремлённая в светлое будущее, не заметила, что потеряла гения...«.

4-й ведущий.

Прижизненных книг у П. Васильева, если не считать коллективного сборника «Песни киргиз-казахов», всего три. Причём лишь одна из них поэтическая — отдельное издание поэмы «Соляной бунт». Всё, что выходило потом — от скромных малоформатных брошюр до шикарных для своего времени томов, сразу обретало верного читателя и воспринималось как выдающееся событие в отечественной культуре. Усть-Каменогорский исследователь творчества поэта Лариса Мартынова делится интересными размышлениями: «Тайна не даёт покоя. Так устроен человек. И если бы существовала единица (некий процент или градус) для измерения силы эмоционального воздействия стихотворения, поэзия нашего земляка имела бы по этой шкале самую высокую оценку».

Доказательство правильности этого утверждения мы найдём на любой странице любой книги Васильева.

2-й чтец. Вёсны возвращаются! И снова,
На кистях черёмухи горя,
Губ твоих коснётся несурово
Красный, окаянный свет былого -
Летняя высокая заря.
Вёсны возвращаются! Весенний
Сад цветёт —
В нём правит тишина.
Над багровым заревом сирени,
На сто вёрст отбрасывая тени,
Пьяно закачается луна -
Русая, широкая, косая,
Тихой ночи бабья голова...
И тогда, —
Лучом груди касаясь,
В сердце мне войдут твои слова.
И в густых ресниц твоих границе,
Не во сне,
Не в песне — наяву
Нежною июньскою зарницей
Взгляд твой чёрно-синий
Заискрится, —
Дай мне верить в эту синеву!
Я клянусь,
Что средь ночей мгновенных,
Всем метелям пагубным назло,
Сохраню я —
Молодых, бесценных,
Дрогнувших,
Как дружба неизменных,
Губ твоих июньское тепло!

1-й ведущий.

Главной, изначальной причиной травли поэта был, конечно, его талант, «подлинный талант, всепобеждающий, как откровение, как чудо» — так охарактеризовала Наталья Кончаловская. Исследователь Ольга Григорьева цитирует ненапечатанное при жизни четверостишие:

Я завидовал зверю в лесной норе,
Я завидовал птицам, летящим в ряд,
Чуять шерстью врага, иль, плескаясь в заре,
Улетать и кричать, что вернёшься назад!

Далее следует её комментарий: «Четверостишие подчёркнуто, а под чертой ещё раз написаны слова: „чуять шерстью врага“. Сколько трагизма в этих строках... как бы хотелось Павлу „чуять шерстью врага“, потому что в этом перевёрнутом мире понять, кто действительно враг, а кто друг, было невозможно... Те, кто набивался в друзья, предавали при первом удобном случае».

Прав и Пётр Поминов: «Через 20 лет после расстрела Павел Васильев, по уже отработанной схеме, был реабилитирован, что совсем не значило его „автоматического“ возвращения в литературу...»

...процесс реабилитации задерживался не только, вернее, не столько карательными органами, сколько своим «собратьями» по перу. Шёл 1981 год. Елена Александровна Вялова (вдова Васильева) писала Павлу Косенко: «До сих пор кому-то Васильев не даёт покоя». Со времени официальной реабилитации минуло более трёх десятилетий. О Васильеве мы ещё не знаем. В 1990 году выходит сборник стихов Н. Клюева, С. Клычкова, П. Орешина. Автор вступительной статьи представляет «поэтов большого дарования и трагической судьбы», относит их к «новокрестьянскому направлению в русской литературе», совпавшему с периодом «ломки крестьянских устоев», пишет, что все трое были уничтожены как кулацкие поэты, вычеркнуты из истории советской поэзии, к «крестьянским поэтам» относит и Сергея Есенина. О Васильеве ни слова. Никак.

В стихотворении, написанном на Лубянке в мае 1932 года, есть строчки:

Стал странен под раскрытым небом
Деревьев пригнутый разбег,
И всё равно как будто не был,
И если был — под этим небом

Целых 20 лет его имя и его стихи были под полным, абсолютным запретом. А последующие десятки лет, когда даже студенты Литературного института не имели ни малейшего представления не то что о стихах, но и о самом имени Павла Васильева, как объяснить это забвение? В 2010 году, когда на «иностранной» родине Васильева отмечался его вековой юбилей, из уст Ольги Григорьевой прозвучал сокрушительный вопрос: «Поймёт ли, наконец, Россия — хотя бы в год столетнего юбилея погибшего поэта, имя которого до сих пор окончательно не вынуто из забвения, — какого певца она потеряла!..»

2-й ведущий.

Сегодня единственный город, где стоят памятники великому поэту, — Павлодар. Кроме мемориального дома-музея имеются музеи Павла Васильева в педагогическом колледже и в школе-гимназии № 9. В колледже одно крыло современного учебного комплекса — отлично сохранившийся корпус школы 2 ступени, которую окончил будущий поэт. Здесь же в классе, где он учился, размещается кабинет русского языка и литературы, носящий имя Васильева.

Павел Васильев как никто другой оказался способен всё на свете назвать по-своему. Новые имена, которые он подарил миру, принимаются этим миром безоговорочно, словно нечто данное от сотворения, изначальное, лишь нечаянно забытое. Вот пришёл Васильев и напомнил всем и всё.

Давно замечено и другое свойство его поэзии. Почти невозможное единство фантастического воображения, явленного в небывалых образах, в непредсказуемых метафорах, и какой-то фотографической точности отображения времени и места, человека и события!

Уж и верблюды далеко, и город переименован в Семей, однако как сказал о нём Васильев (в 1931 году), так теперь он и будет жить в памяти грядущих времён. «Семипалатинск, город верблюжий...» Или «Город Серафима Дагаева» — Усть—Каменогорск: «Старый горбатый город — щебень и синева...»

Что касается самого Павлодара, то его всё больше так и зовут, как назвал Васильев «город ястребиный».

3-й ведущий.

«Герои его поэм и стихов, такие простые, гордые, свободолюбивые соединили в своих лучших качествах то, что за века устоялось и воспринимается у русского и казахского народов как естественная основа, стержень личности. А любовь к своей земле, в свою очередь, первооснова своеобразного народного кодекса чести, которому следовали по велению сердца, понимая, что предавший свой дом и своё дело разрушает не только себя, но и государство...» (Л. Мартынова).

Участник! Всесоюзных Васильевских чтений в Павлодаре Андрей Хвалин, назвав поэта вестником нового слова, объединившим своим творчеством европейскую и азиатскую Россию, отметил, что «только сейчас становится понятным значение Павла Васильева во времени, в истории, в общемировой культуре».

Со всем вышесказанным вполне согласуется ещё один феномен Васильева. Большинство стихотворцев, знакомых с ним лично или только с его поэзией, посвящают ему стихи. Бытует мнение, что и здесь никому не сравниться с «ястребиным пером», и объяснение этому тоже есть. Во-первых, глубинный гуманистический характер и непревзойдённость творчества поэта, во- вторых, личное чисто человеческое обаяние, в-третьих, вызывающая сочувствие трагическая судьба поэта.

Лариса Ивановна Мартынова призывает нас: «Читайте стихи Васильева. Они помогут нам выжить в каменных и виртуальных городах, обнажённой подошвой почувствовать тепло родной земли, они научат любить даже там, где царят ненависть и предательство».

Нам, казахстанским ученикам, повезло в том отношении, что творчество П. Васильева включено в государственную программу образования. В российских школах о Павле Васильеве не знают даже учителя литературы.

Павел Васильев погиб в неполных 27 лет. Он был далеко не ангелом и совсем не героем. Он был всего лишь поэтом колоссального таланта.

3-й чтец.
Я сегодня спокоен,
ты меня не тревожь,
Лёгким, весёлым шагом
ходит по саду дождь,
Он обрывает листья
в горницах сентября.
Ветер за синим морем,
и далеко заря.
Надо забыть о том,
что нам с тобой тяжело,
Надо услышать птичье
вздрогнувшее крыло,
Надо зари дождаться,
ночь одну переждать,
Феб ещё не проснулся,
не пробудилась мать.
Лёгким, весёлым шагом
ходит по саду дождь,
Утренняя по телу
перебегает дрожь,
Утренняя прохлада
плещется у ресниц,
Вот оно утро — шёпот
сердца и стоны птиц.

4-й чтец.
Последнее стихотворение, вероятнее всего, было написано П. Васильевым вскоре после ареста. В нём он обращается к своей жене Елене:

Снегири взлетают красногруды...
Скоро ль, скоро ль на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом, северном краю.

Будем мы печальны, одиноки
И пахучи, словно дикий мёд.
Незаметно всё приблизят сроки,
Седина нам кудри обовьёт.

Я скажу тогда тебе, подруга:
«Дни летят, как по ветру листьё,
Хорошо, что мы нашли друг друга,
В прежней жизни потерявши всё...»

Февраль 1937 года

Лубянка. Внутренняя тюрьма.

Стихи П. Н. Васильева читают: Дмитрий Быков, Борис Поделков, Виктор Фёдорович Поликарпов; участники Конкурса чтецов, посвященного 100-летию поэта (г. Павлодар), декламируют стихи поэта и свои посвящения поэту.

Использованная литература.
1. С. Залыгин Собрание сочинений, т 4, «Литературные заботы». М; «Молодая гвардия», 1980 г.
2. Материалы сайта Большая энциклопедия русского народа www/rusint. ru
3. Журналы: «Простор», «Нива», «Мысль» (смотри. Рекомендуемая литература)

Рекомендуемая литература
1. Журнал «Простор» № 9 — 2002 г; № 12 — 2004 г; № 1 — 2009 г
2. Журнал «Нива» № 5 — 2005 г; № 12 — 2009 г
3. Журнал «Мысль» № 1 — 2008 г
4. Стихи и поэмы П. Васильева